Практические аспекты философии гештальт подхода | Леонид Третьяк
Лекторий Новогоднего интенсива на Гоа, январь 2020 г.
Подробнее
"Ужас и возбуждение в преконтакте" | Александр Мухин и Галина Каменецкая
Лектория VII Дальневосточного интенсива по гештальт-терапии, июль 2019 г., Японское море, пос. Врангель
Подробнее
"Что такое гештальт-терапия?" | Екатерина Бай-Балаева и Максим Пестов
Лектория VII Дальневосточного интенсива по гештальт-терапии, июль 2019 г., Японское море, пос. Врангель
Подробнее
Гештальт подход в клинической практике
Я этом тексте я хотел бы предложить поразмышлять над двумя вопросами - нужны ли гештальт терапевту базовые знания в области клинической психопатологии и, если на этот вопрос будет получен утвердительный ответ - что нового привносит гештальт подход в измерение клинической практики? Первый вопрос поставлен не случайно - я часто сталкиваюсь с представлением о том, что идеология гештальт терапии, которая, как известно, относится к экзистенциально-гуманистическому направлению, исключает необходимость в сужении человеческой ситуации до прокрустова ложа клинического диагноза. В подобном направлении можно дойти до утверждения ценностей антипсихиатрии, которая считает психический диагноз социальным конструктом, установление которого инвалидизирует личность и закрепляет ее в ущербном статусе отклонения от нормы. В этом тексте я не буду касаться очень широкой темы разграничения психического здоровья и нездоровья, остановлюсь лишь на описании того, как гештальт терапия расширяет представление о клинической психопатологии.
Начнем разговор с описания трех уровней диагностики, которое нам понадобится в дальнейшем. Первый уровень относится к традиционной медицинской модели и рассматривает клиническую психопатологию как постепенное движение от симптома к синдрому (совокупности симптомов), а затем отнесение совокупности синдромов к определенной нозологической единице. На этом уровне контурная карта континуума психического пространства оказывается расчерченной отдельными областями со специфическим характеристики, позволяющими отделить одну от другой. В самом широком смысле это поле включает в себя уровень психического расстройства - невротический, пограничный, психотический - а также его форму.
Недостатком этой модели является отчуждение симптома от личности, так что медицинская модель сама по себе оказывается ятрогенией, то есть поддерживает идею избавления от страдания путем внешнего воздействия на организм (чаще всего медикаментозного) и тем самым отнимает у субъекта возможность управлять своей жизнью. Кроме того, объединение синдромов в нозологическую единицу не отражает логики психического страдания и здесь закладывается пропасть между медицинской моделью и психотерапевтической, которая стремиться к герменевтическому толкованию симптома. Так, в медицинской модели депрессия и меланхолия могут быть отнесены к одной группе эмоциональных расстройств, тогда как в рамках психотерапевтической модели они обладают абсолютно разными характеристиками на уровне субъективного смысла и способа выстраивать отношения.
Второй уровень диагностики, который можно назвать системным или функциональным, позволяет сдвинуться с этой точки и пойти дальше, рассматривает симптом как форму индивидуального бытия. Это означает, что симптом вырастает из человеческой ситуации и выполняет в ней определенную стабилизирующую функцию. В гештальт подходе существует уже ставшее традиционным понимание симптома как формы творческого приспособления, которое когда то помогло справиться с трудной ситуацией, а в дальнейшем превратилось в повторение без учета постоянно меняющихся обстоятельств. В рамках этой модели любой симптом имеет некоторый смысл, который нуждается в распознавании. Такой взгляд на симптом отражает базовую концепцию гештальт подхода о том, что изменения происходят не благодаря воздействию на что-либо, а вследствие осознавания того, как устроена ситуация. Симптом как стабилизирующая функция как раз и препятствует осознаванию за счет того, что является нарушенной формой коммуникации.
Следующий уровень диагностики будет существенно отличаться от предыдущих местом локализации симптома. В нозологическом диагнозе симптом отчужден от клиента и напоминает внешнего врага, который атакует личность. Функциональная диагностика делает симптом частью клиентской системы и рассматривает его как некоторое послание, которое зашифровано в виде душевного страдания. Следующий уровень - феноменологический или диалоговый - позволяет воспроизвести это послание непосредственно в актуальных терапевтических отношениях. На этом уровне мы перестаем рассуждать о том, какой смысл имеет симптом в рамках истории, которую рассказывает клиент. Мы наблюдаем за тем, как этот смысл конструируется прямо сейчас. Любой контакт по своей природе является интенциональным, то есть содержит в себе потребность, удовлетворение которой может быть поддержано терапевтом или нет. Соответственно, на этом уровне инструментом диагностики становится сам терапевт, точнее то впечатление, которое на него производит клиент своей историей, своим молчанием и вообще, присутствием рядом.
На феноменологическом уровне диагноз становится формой контакта, а задачей терапевта оказывается способность поддерживать его интенциональность. Здесь терапевт выходит за пределы медицинской модели, которая требует от него желания исцелять клиента, производя интервенции для перевода ненормального состояния в нормальное. То, с чем приходит клиент, является выражением его оптимальных контактных способностей, которые могут быть осуществлены с максимально возможной открытостью и свободой. Феноменологический уровень диагностики является наиболее точным, поскольку обнаруживает и обслуживает индивидуальные потребности каждого клиента.
Этот уровень нельзя считать только диагностическим, поскольку на нем осуществляется и терапевтические изменения. Если нозологию, как структурную единицу можно рассматривать как фон, то фигурой будет определенный способ отношений клиента и терапевта. Каждая сессия позволяет прожить эту фигуру с опорой на осознавание - опыт полученный в результате, перемещается в фон, тем самым производя в нем изменения. На этом уровне процессуальное измерение терапевтического контакта оказывает влияние на структуру нозологии.
Феноменологическа диагностика позволяет определить особую позицию терапевта, в которой он является со-участником терапевтического процесса, а не просто внешним наблюдателем. Интенциональность клиента может быть развернута в сторону терапевта только если последний затронут происходящим и включен в ситуацию. Можно посмотреть на это с другой стороны - позиция терапевта определяет то, что будет происходить в отношениях. Терапевт становится частью системы клиентского опыта и именно это позволяет клиенту продвинуться в своем исследовании. Терапевт оказывается тем недостающим символическим паззлом, который позволяет собрать незавершенную ситуацию клиента в законченную композицию.
Феноменологическая диагностика позволяет ответить на очень важный вопрос - в чем состоит нужда и задача клиента? Что ему необходимо для завершения какого-то остановленного процесса развития? Ответ на этот вопрос может возникнуть только в ситуации как отклик клиента на пристутсвие терапевта. Более того, этот ответ часто вообще не представлен на вербальном уровне, поскольку является результатом эмоционального обмена. Либо же ответ на этот вопрос проявляется как часть процесса символизации, который как раз запускается на этом уровне.
Таким образом, использование комплексного подхода к диагностие позволяет получить наиболее адекватную репрезентацию клиентского опыта. Метафорически можно представить, что нозологическая диагностика, соотнося формы субъективного страдания с известными психопатологическими моделями, предлагает для наблюдателя своеобразную карту местности. Функциональный диагноз, за счет придания смысла наблюдаемым симптомам, позволяет понять, в какой именно точке на карте находится субъект. Феноменологический подход в этой метафоре выступает в роли компаса, определяющего направление, в котором будет разворачиваться путешествие, то есть терапевтическая ситуация.
Терапевт проходит путь от метапозиции наблюдателя к включенности проводника и обратно. Клиническое видение на этом основании оказывается важным элементом терапевтического процесса. Подобно навигационной звезде оно позволяет обратиться к символическому фону терапевтических отношений, другими словами, к профессиональному нарративу. Система “клиент-терапевт-сообщество” обладает большей устойчивостью, чем диадные отношения. Соответственно, комплексная диагностика избавляет терапевта от двух крайностей - с одной стороны, непреодолимой дистанции в качастве эксперта по субъективности клиента, которым он не может быть просто по факту раздельности сознаний, а с другой - от слияния с тем, что клиент предлагает в качестве своей неповторимой уникальности.
Теперь ответить на заданные в начале текста вопросы станет гораздо проще. Гештальт подход дополняет традиционную клиническую практику возможностью более точной фокусировки на потребностях клиента за счет анализа его способа построения контакта с терапевтом, поскольку потребности вплетены в отношения и являются их неотъемлиемой частью. С противоположной стороны, традиция клинического мышления позволяет синхронизировать работу гештальт терапевта с профессиональным сообществом, формируя некоторую рамку для того пространства, где проходит его деятельность. В нескончаемом противопоставлении структуры и процесса клиническое мышление и перспектива гештальт подхода создают диалектическое напряжение, необходимое для развития качественных терапевтических отношений.
Подробнее
Психосоматика: междисциплинарный подход
В этом тексте я попытаюсь тезисно описать общие представления о психосоматической проблеме с точки зрения гештальт-подхода и психодинамической психотерапии. Акценты, которые я буду расставлять в тексте, характеризуют исключительно авторское отношение к обсуждаемой теме.
Начать бы мне хотелось с обозначения вопроса о смысле психосоматического симптома. Психосоматика развивается по двум линиям, условно говоря невротического и пограничного спектра. В первом случае, симптом полисемантизирован, во втором - симптом, по утверждению французских психосоматиков, глуп и не несет никакого смысла, поскольку связан с общим обеднением фантизматической жизни. Соответственно, работа в первом случае направлена на извлечение скрытого смысла, который упакован в симптом, во втором - на развитие способности создавать смыслы, то есть на повышение уровня психического функционирования. Однако, несмотря на “глупость” симптома, психосоматическое заболевание не оказывается “бессмысленным”, поскольку приводит к необходимой для выживания реорганизации психической жизни.
Связь сомы и психики постулировалась с самого начала формирования психоаналитической парадигмы, поскольку для Фрейда влечение являлось психическим репрезентантом телесного возбуждения. Более того, психика появляется из тела, поскольку репрезентация образуется из отражения телесного возбуждения опекающим объектом. Психика формируется как реакция на утрату младенческого рая, в котором он слит с матерью. С помощью психики ребенок учится манипулировать реальностью более эффективно, чем это удавалось делать с помощью тела. Однако, в случае выраженных расстройств адаптации, эта способность перестает выполнять свою регуляторную функцию. Вместо того, чтобы использовать мышление для переработки тревоги, личность вынуждена идти либо по пути отреагирования (использование психических защит) либо по пути соматизации (то есть вообще без участия психического аппарата).
Если связь сомы и психики кажется явлением вполне очевидным, то не таким явным оказывается вопрос о взаимовлиянии. Если эмоции являются следствием телесного возбуждения, понятно, как телесный дискомфорт может оборачиваться эмоциональными расстройствами. Но как же это влияние может осуществляться в обратную сторону, от эмоций к телу? Для ответа на этот вопрос мы можем воспользоваться концепцией холизма (представление о том, что целостный организм больше чем сумма его телесных, эмоционально-чувственных и когнитивных компонентов), а также признанием особого статуса переживания, как фундаментального способа получения опыта. Переживание это прохождение полного пути от едва заметного телесного ощущения до взаимодействия с объектом, от аутистического проекта до контакта со средой. Если этот путь прерывается на каком либо этапе, нарушения возникают во всех элементах целостного организма.
В рамках психоаналитической модели две ветки развития психосоматического расстройства связаны с принципиальным различием способов психической защиты, существующих внутри этих процессов. В первом случае ведущей психической защитой оказывается вытеснение, тогда как во втором - репрессия или подавление. Разница между ними состоит в различном отношении к процессу символизации. Вытеснение отделяет влечение от его репрезентации и помещает его в бессознательное, сохраняя тем не менее доступ к остаткам этих репрезентаций. То есть вытеснение оперирует с символом в отличие от репрессии, воздействующей непосредственно на влечение, которое подавляется, не оказываясь символизированным. Если вытеснение оставляет после себя некоторый след, по которому можно восстановить исчезнувший образ, то в результате репрессии на психической поверхности остается только пустое пространство. Это определяет фантазматическую бедность психосоматических клиентов пограничного круга, внутренний мир которых почти целиком состоит не из репрезентаций, то есть субъективных образов, а из списка событий и воспоминаний.
Сделаем шаг к гештальт-подходу. Холистичность подразумевает, что мы можем заходить в психосоматику с любого бока. Например, уместно будет сказать, что психосоматика возникает вследствие неудовлетворенной потребности, но также правильной будет формулировка о том, что психосоматика появляется для удовлетворения некоторой потребности, которая не осознается. Потому что не удовлетворяя одну потребность, мы удовлетворяем другую. Психосоматика, таким образом, обслуживает наше бессознательное, позволяя избегать опыт, к которому индивид пока еще не готов. В этом решении одновременно присутствует и наказание, и облегчение. Это удивительный парадокс, потому что в обыденном понимание психосоматическое заболевание это однозначное зло, от которого необходимо избавиться. Гештальт-подход предполагает не избавление от симптома (поскольку такая идея подчеркивает только одну из полярностей целого), а исследование смысла и вклада, который он привносит в жизнь. И поэтому, основываясь на холистическом представлении, мы работаем не симптомом и не болезнью (исправляя отхождение от условной нормы), а с организмом, для которого психосоматика становится некоторой необходимой подпоркой, стабилизирующей его психическое функционирование. Работа, стало быть, будет направлена на то, чтобы “использование” психосоматического расстройства оказалось архаическим и менее эффективным способом, чем прямое осознанное контактирование.
Также концепция холизма описывает появление психосоматического расстройства как результата нарушения потока переживания. Целостное переживание включает в себя телесный опыт как источник психического возбуждения, эмоционально-чувственную реакцию как субъективное отношение к происходящему, действие как контактную функцию и процесс ассимиляции как процедуру придания смысла. Остановка процесса переживания на любом этапе может приводить к появлению психосоматического симптома. Однако мы помним, что в этом случае психосоматическое расстройство будет располагаться в рамках невротического уровня нарушения психического функционирования. С позиции психоаналитического подхода такой способ регуляции психического возбуждения относится к отреагированию. Мы можем наблюдать эту ситуацию в повседневной жизни, когда символической функции оказывается недостаточно для того, чтобы снизить тревогу и личность прибегает к стереотипным действиям для того, чтобы истощиться, а не реализоваться. Можно сказать, что отреагирование “кастрирует” целостное переживание, потому что действие начинается с моторной реакции, а не с более фундаментальной стадии ощущений и эмоциональных реакций. Терапевтическая задача, таким образом, заключается в необходимости сделать шаг назад, к тревоге и неопределенности пре-контакта.
Еще один важный вклад момент, связанный с идеей холизма. Сохранение целостности переживаний приводит к ощущению авторства своей жизни. Другой термин, дополняющий этот феномен, в традиции психоанализа называется субъектализацией. Личность конституируется как субъект не пассивно, вследствии простого наличия психики, а активно, через усилие, направленное на сохранение отношений с объектом. Как известно, влечения связываются на объекте и поэтому другой нам нужен для того, чтобы лучше чувствовать себя. Психосоматик невротического уровня испытывает трудности в выражении агрессии и его защиты направлены на обхождение с уже существующим аффектом. Психосоматический пациент пограничного уровня, в силу патологии первичного нарциссизма, испытывает трудности с формированием аффекта, а не с тем, куда его деть. Токсическое Супер-Эго пограничного психосоматика не позволяет ему иметь отношения с объектами, поэтому с помощью соматизации и появления больного органа, он становится объектом для самого себя и тем самым, либидинозно насыщает свое тело, лишенное инвестиций первично опекающего объекта.
Следует еще коснуться двух взаимозависимых феноменов, которые описывают природу психосоматического расстройства. Патология первичного нарциссизма в разной степени выраженности встречается у всех психосоматических клиентов. На клиническом уровне, то есть там, где мы можем ее наблюдать, она проявляется в виде потери переживания субъектности. В силу того, что в раннем возрасте клиент был малоинтересен своим родителям, в дальнейшем он не может испытывать интереса к себе. Психосоматическая личность с трудом ощущает себя включенной в свою жизнь, поскольку тело, которым она появляется в реальности, фактически ей не принадлежит. Тело находится не в центре, а как будто бы на периферии разворачивающегося опыта, оно всего лишь выполняет утилитарные функции, а не является источником психической жизни. Можно сказать, что в ходе работы мы возвращаем клиенту его собственное тело или другими словами, помещаем психику в телесные объятия.
Мы можем наблюдать взаимозависимые отношения тела и психики. Собственно психосоматика как расстройство сигнализирует не о том, что тело и психика связаны, как, казалось бы, следует из термина. Как раз наоборот – психосоматическое расстройство подтверждает разобщенность психики и сомы. С одной стороны, мы наблюдаем телесную заброшенность, когда тело не включается в сферу осознавания. С другой, мы видим, что психика, не поддержанная телом, истощается и ее ресурсов не хватает для того, чтобы переработать организмическое возбуждение. Психосоматический симптом изображает то, что не может быть выражено символически в пространстве языка и контакта. Телесная заброшенность, то есть помещение тела в область неосознанности, формирует психосоматический симптом, который настаивает на том, чтобы на тело обратили внимание. Соответственно, в психосоматическом симптоме отражаются обе нехватки – отсутствие тела у психики и отсутствие психики у тела. Работа с психосоматиком, таким образом, стратегически направлена на устранение этой разобщенности. Мы не «убираем» симптом – а именно это пожелание чаще всего звучит в качестве точки входа в терапию – а восстанавливаем целостность опыта, который состоит из телесного и психического, как инь и ян.
Целостность опыта восстанавливается через переживание субъектности, которое, в свою очередь, является следствием появляющегося интереса клиента к работе своей психики. Этот процесс может быть запущен только со стороны. Клиент начинает интересоваться собой после того, как он оказывается интересен терапевту. Безмолвие психики возникает как реакция на тишину в контакте. Клиент начинает символизировать, если терапевт поддерживает символический обмен между двумя психиками. Психосоматический симптом, как известно, формируется через ретрофлексию. Ретрофлексия буквально означает невозможность быть на границе контакта. То есть, симптом отражает отсутствие совместности, в которой нуждается клиент для того, чтобы его психика работала ровно. Экзистенциальная данность нуждаемости в Другом для того, чтобы чувствовать себя субъектом, находит свое выражение через психосоматическую проблему. Объект необходим для того, чтобы влечения связывались снаружи, иначе они начнут производить деструктивную работу внутри. Тело является последней линией обороны, после которой уже некуда отступать. Потому что дальше оказывается только психическая смерть.
Подробнее
"Про истерию, начала психотерапии и принципы гештальт-подхода" | Хломов Даниил
Лекция Даниила Хломова на IV Дальневосточном гештальт-интенсиве.
Японское море, пос. Славянка, база отдыха Рубин, июль 2016
В этой лекции Данила рассказывает о том, что психотерапия появилась вокруг внимательного отношения к истерической симптоматике, а также об основных принципах гештальт-подхода: актуальности и релятивности.
Больше видео с этого интенсива здесь или подписывайтесь на канал YouTube Гештальт-ДВ
Подробнее
Иллюзия выбора или как работает Ego-функция
В этом тексте я поделюсь некоторыми соображениями об особенностях работы Ego-функции в рамках представления о теории Self.
Для начала определимся с терминологией. Концепция Self является специфическим понятием гештальт-терапии. Self не является синонимом понятия самости в психоаналитическом представлении - это не некоторое сущностное ядро, являющееся результатом ранних идентификаций, а скорее процесс их присваивания. Self имеет свою структуру, которая не является фиксированной, а возникает только в процессе контакта, поэтому лучше говорить о функциях Self, чем о ее частях. Self это совокупность процессов, обеспечивающих протекание контакта организма со средой. Это тот уникальный стиль взаимодействия личности со своим окружением, который в момент здесь-и-сейчас определяет ее интенциональность и включенность, маркирует выход за пределы индивидуальности и готовность приобретать новый опыт.
Self состоит из следующих функций. Функция Id отвечает за проявления телесности. Мы знаем, что любые психические феномены начинаются в теле, человек погружен в непрерывный поток недифференцированных телесных ощущений, из которых впоследствии формируется фигура потребности. Рersonality связывает единичный опыт, полученный функцией Id, в связную картину и является его результатом, то есть более или менее целостной идентичностью. Здесь мы наблюдаем не просто известную бинарную оппозицию между эмоционально-чувственным полюсом и когнитивным. Через отношения Id и Personality становится ясно, что не все случившееся может быть ассимилировано как опыт и не ко всему, что может стать опытом имеется открытость. То есть эти две функции обладают способностью ко взаимному влиянию.
Самой загадочной в этой троице является функция Ego. В традиционном понимании под ней понимают функцию выбора, или принятия решения о том, что такое хорошо и что такое плохо, то есть последовательно отождествление и разотождествление с теми объектами среды которые подходят для удовлетворения потребности Id. Другими словами, субъект ориентируется в своем окружении с помощью функции Ego, которая является своеобразной стрелкой компаса, указывающей правильное направление. Причем если стрелка компаса всегда ориентирована на север, то в психическом компасе, который осуществляет сознательный выбор, север может оказываться где угодно. Другими словами, сознательный выбор далеко не всегда является адекватным и, более того,, окончательным.
Такое понимание работы функции Ego как последовательное сравнение потребности с тем, что может предложить мир для того, чтобы выбрать из его многообразия наиболее релевантный ответ, хорошо подходит для описания простых решений - из какой чашки я буду сегодня пить: красная нет, черная нет, желтая да - но совершенно не годится для чего-то более сложного, особенно если это касается невротической ситуации. То есть такого выбора, который нуждается в учете двух противоположных тенденций, одна из которых к тому же является неосознанной. В результате мы можем наблюдать ситуацию, когда сознательный выбор не просто не приносит удовлетворения, но и является источником психических страданий, поскольку сознательно выбрать еще не значит поддерживать именно это.
Поэтому здесь я хочу сделать маленькое, но важное замечание. Ego это не функция выбора, это функция опознавания выбора, который уже сделан в недрах функции Id. Другими словами, выбор всегда делается неосознанно. Подобно тому, как осознавание потребности осуществляется в конце фазы преконтакта, так и выбор делается до того, как заработает функция Ego. Которая на самом деле или позволяет осознать, как этот выбор был сделан или в худшем случае, придумывает новый выбор который не имеет отношения к насущной потребности. Мы не выбираем, что нам хотеть, но обнаруживает, что уже хотим.
Для иллюстрации этой идеи можно провести простой мысленный эксперимент. Все мы хотя бы раз в жизни подбрасывали монетку для того, чтобы сделать выбор в равнозначных по ценности ситуациях. Некоторые из нас при этом испытывали легкое чувство иррациональной досады и облегчения, если делали еще одну попытку. Другой широко известный пример - сопротивление. В сопротивлении важно не сознательное обоснование, а избегание осознавания некоторых более важных процессов.
Большая часть сложных выборов делается неосознанно, однако при этом выбор считается состоявшимся, поскольку он дополняется сознательной моделью, которая искажает базовое решение. Если бы все выборы были сознательными, тогда модель невроза не могла бы выполнять свою регулирующую функцию. Таким образом, функция Ego скорее принимает решение о том, что делать с выбором, который уже осуществился.
Есть мнение, что свобода это осознанная необходимость. Я бы сказал, что свобода это предельная необходимость, когда я не могу не быть тем, кем я являюсь. Свобода это естественное состояние принужденности не изменять себе. Так же обстоят дела и с выбором. Выбор не может быть произвольным и если он становится таковым, то это не выбор, а обман, избегание того выбора, который не состоялся. Для выбора необходимо, чтобы субъект был захвачен желанием и адресат этого желания может быть только один. Все остальное - это иллюзия выбора, перебор одинаково безразличных вариантов избегания встречи с собой.
Гештальт-терапия работает со слабостью Ego-функции, которая становится предсказуемой, с одной стороны, и излишне самонадеянной, когда берет ответственность за выбор на себя, с другой. Фукнция Ego может сводить спонтанность контакта к контролируемому повторению и в этом месте возможность делать выбор исчезает. Тогда функция Ego нуждается в деконструкции и перезагрузки.
Подробнее
Теория психологического поля Курта Левина
Лекция "Теория поля Курта Левина", Андреянов Алексей и Макс Пестов в рамках проекта Гештальт-лекторий, Хабаровск, 2015.
Вопросы, затронутые в лекции: истоки появления теории психологического поля, основные концепции (жизненное пространство, валентности, полевое поведение, поведение как функция личности и среды), принципы Малькольма-Парлетта для описания полевых феноменов, системный подход, морфогенетические поля, использование полевой парадигме в терапевтической практике.
Подробнее
Хломов Даниил, семинар "Динамическая Концепция Личности". День второй, невротический. Хабаровск, 2015 г.
Запись семинара "Динамическая концепция личности", Хабаровск, апрель 2015 г.
Даниил Хломов - автор широко используемой в гештальт-терапии ДКЛ, директор долговременных обучающих программ "Московский Гештальт-институт (МГИ)", член профессионального совета и ведущий тренер МГИ, супервизор, сертифицированный гештальт-терапевт, держатель сертификата EAGT, Президент Ассоциации психологов-практиков, член Международной Ассоциации Групповой Психотерапии, член FORGE - международной тренерской федерации в области гештальт-терапии, член Совета Международной ассоциации развития гештальт-терапии (AAGT), постоянный тренер международных программ по гештальт-терапии (Германия, Франция, Великобритания, США)
Оператор: Павел Белых, http://vk.com/id40305683
Организатор: Дальневосточное Гештальт Сообщество, https://www.facebook.com/gestalt.dv
Подробнее
Хломов Даниил, семинар "Динамическая Концепция Личности". День первый, шизоидный. Хабаровск, 2015 г.
Запись семинара "Динамическая концепция личности", Хабаровск, апрель 2015 г.
Даниил Хломов - автор широко используемой в гештальт-терапии ДКЛ, директор долговременных обучающих программ "Московский Гештальт-институт (МГИ)", член профессионального совета и ведущий тренер МГИ, супервизор, сертифицированный гештальт-терапевт, держатель сертификата EAGT, Президент Ассоциации психологов-практиков, член Международной Ассоциации Групповой Психотерапии, член FORGE - международной тренерской федерации в области гештальт-терапии, член Совета Международной ассоциации развития гештальт-терапии (AAGT), постоянный тренер международных программ по гештальт-терапии (Германия, Франция, Великобритания, США)
Организатор: Дальневосточное Гештальт Сообщество, https://www.facebook.com/gestalt.dv
Подробнее